За мной пристроился Гимназист. Все в лучших традициях Голливуда. Гимназист

захлопнул дверцу, и в гробовом молчании мы тронулись с места.

Хотя дорога была забита, сирену включать они не стали, и машина ползла

как черепаха. По комфортности все внутри напоминало такси. Разве что

счетчика нет. В целом мы дольше стояли, чем ехали, так что водители соседних

автомобилей таращились на мою физиономию во все глаза. Никто в машине не

произносил ни слова. Рыбак, скрестив руки на груди, смотрел в одну точку

перед собой. Гимназист же, напротив, глядел за окно с таким замысловатым

выражением лица, будто сочинял в уме пейзажную зарисовку для какого-нибудь

романа. Интересно, что за картину он там сочиняет, подумал я. Как пить дать,

что-нибудь мрачное, с целой кучей невразумительных слов. "Весна как она есть

нахлынула яростно, будто черный прилив. Прокатившись по городу, она

разбудила потаенные чувства безвестных людишек, что прятались в его

закоулках, -- и растворилась в бесплодном зыбучем песке, не издав ни звука".

Я представил подобный текст -- и мне тут же захотелось повычеркивать к

дьяволу половину этой бредятины. Что такое "весна как она есть"? Что за

"бесплодный песок"? Скоро, впрочем, я спохватился и прервал это идиотское

редактирование. Улицы Сибуя, как обычно, кишели безмозглыми тинейджерами в

клоунских одеяниях. Ни "разбуженных чувств", ни "зыбучего песка" не

наблюдалось, хоть тресни.

В участке меня сразу провели на второй этаж -- в "кабинет дознания".

Тесная, метра полтора на два комнатка с крохотным окошком в стене. В окошко

не пробивалось почти никакого света. Видимо, из-за соседнего здания,

построенного впритык. В кабинете стояли стол, два железных конторских стула,

да пара складных табуретов в углу. Над столом висели часы, примитивней

которых, наверное, придумать уже невозможно. И больше -- ничего. То есть,

вообще ничего. Ни настенных календарей, ни картин. Ни полки для бумаг. Ни

вазы с цветами. Ни плакатов, ни лозунгов. Ни чайных приборов. Только стол,

стулья, часы. На столе я увидел пепельницу, карандашницу и стопку казенных

папок с документами.

Войдя в кабинет, мои провожатые сняли плащи, аккуратно сложили их на

табурет в углу и усадили меня на железный стул. По другую сторону стола,

прямо напротив меня, уселся Рыбак. Гимназист встал чуть поодаль с блокнотом

в руке, то и дело перегибая его и с хрустом пролистывая страницы. Никто из

них не говорил ни слова. Молчал и я.

-- Ну, и чем же вы занимались вчера вечером? - произнес наконец Рыбак.

Насколько я помнил, это было первым, что он вообще произнес.

Вчера вечером, подумал я. А что, собственно, случилось вчера вечером? В

моей голове вчерашний вечер ничем особенно не отличался от позавчерашнего. А

позавчерашний вечер -- от позапозавчерашнего. Как ни жаль, но именно так и

было. С минуту я молчал, тщетно пытаясь что-нибудь вспомнить. Вечно эти